2.
Инфаркт-инсульт - оркестр играет,
Раздув трагическую медь.
Старик прохожий пожелает
Вот так красиво помереть.
Венки-цветы, прощанья речи.
В печали юная вдова.
Платочек траурный на плечи
Спадает. В слёзах рукава.
На метра два-два с половиной
Пониже уровня подошв
Лежишь с ухмылкою невинной,
Всем без изъятия хорош,
Глядишь сквозь веки и сквозь доски
На угасающий в грязи
Окурок папироски...
И ветер вечности сквозит.
Май 1992
3.
Лифт завывает, как труба
печная, и чьи-то голоса разносит.
На лестничной площадке - на откосе -
решается судьба.
Ты замолчала, куришь, сигарету
съедает нервный огонек.
Наверно, мог, а все-таки не смог.
Смог накрывает юную Одетту.
Какой там к черту лебединый стан,
гусей прощальный крик эпохи Тан!
Ошурки тухлые, дерьмо кошачье.
Наверное, могло бы быть иначе.
Лоб холоден и нос, щека горЯча...
нет, благозвучней вроде - горячА.
Погасла на окне горевшая свеча,
чадит Москва, спаленная пожаром.
Мы друг на друга дышим перегаром.
Какой-то хаос вместо боли.
Воскликнуть патетически: доколе! -
и одичалой головой
поцеловаться с мостовой.
За дверью лифта ветер завывает,
окурок сигареты дотлевает;
изжога, моченедержанье -
пейзаж убогий расставанья.
Январь 1993
ДРУГУ
Вот и в висках седина, мой друг.
День рождения - вдвоем,
За Royal’ем, арбузом.
Пентатоникой нынче разыгралася муза,
Нас поит сычуанским вином.
Вот и кончился август, мой друг, за окном
Желтолицая осень с раскосым прищуром.
Жизнь иль время течет
За беседой, бутылкой, за перекуром?
Вот посетуем всё об одном:
Чем прогневали Бога?
С каждым днём всё безрадостней, всё тяжелей;
Если бы литература нам помогла хоть немного.
Что ж, мой друг, на дорожку налей;
Длится-тянется наша дорога.
Вот подскажет старик Ду Фу
Тебе - тембр и тональность,
Мне - размер и строфу;
Взглянет изредка муза нестрого.
Сентябрь 1992
* * *
В перекореженной стране -
Свобода...
умереть свободным,
Плыть трупом вздувшимся в Обводном,
Покачиваясь на волне.
Какая чУдная эпоха!
РавЕнство жертв и палачей;
Паренье вздыбленных плечей,
И воздуху - на четверть вздоха.
Июль 1991
* * *
Наверно, это смерть.
Как сух разлуки звук,
Прощальный свет лилов,
А аромат...невнятен.
Миндалька горькая
Ложится на язык,
И пальцев кончики
Покалывают льдинки.
Качели сердца с замиранием,
С испугом радостным в груди.
Ну не спеши, ну подожди -
Мне аромат невнятен,
Дай уловить, дай унести с собой.
Август 1992
СЛОВНИК или СОЛО НА ГУБЕ
1993-1994
МОЙ СТИХ
Букву к букве буду подбирать,
В ряд поставлю слов десяток,
Как смогу - и незачем мне врать.
Стих - слуга, сорвавшийся с запяток
В пыль и грязь, кареты не догнать.
Стих - в сражении дрогнувшая рать.
Стих - парча на рубище средь гнилых заплаток.
В КИТАЙСКОЙ ВАЗЕ
В китайской вазе нежной, грациозной
Сухие стебли, мята и ковыль,
Давно забыты - паутинки, пыль.
А за окном чахоточный, гриппозный,
Угрюмый город. Времени костыль
Постукивает горестно и гордо.
Спит нимфа обнаженная у фьорда,
Ей ветер северный нашептывает быль
Суровую, он выдумки стыдится.
А мне не спится и не спится,
Всё кажется: сдаю в утиль
Года, что прожил без накала,
Без напора.
Вот, мысль, куда ты ускакала
От вазы тонкого фарфора.
* * *
Какой-нибудь пассаж... до, до-реми, до-фАдо.
Как дятел по стволу - и сыплется труха.
Как далеки мы от греха -
Грешки и шалости, невинная бравада.
Шуршанье крылышек ночного мотылька,
О лампу задевающих.
Фонарики, петарды.
Прохлада сумрака дыханию легка.
Играем в “дурачка” и в нарды,
Чтоб время скоротать.
Как будто бы поворотила вспять
Течение ленивое река.
На глади заводи разнежилась луна.
- Извольте, сударь, красного вина,
В нем солнца жар и запах винограда.
- Достаточно? И ростбифа не надо?..
По клавишам перебегают пальцы.
Дремота в полукруглом зальце.
Раскрыты двери в сад.
Рассвет туманится, как земляничный мармелад.
* * *
Под зеленым знаменем ислама,
Под зеленым знаменем грин-пИса,
Под зеленым джорджем вашингтоном
Мы шагаем под знамена славы,
Чтоб кумыса кислого напиться,
Соблюдя каноны моветона.
Под синюшный гриб соленый, рыжик,
Под трещанье кафельное свечек,
Под зурну, зудящую с зурною,
Пыль стряхнув с зелененьких лодыжек,
Средь ночи кричит кузнечик,
Пилит связь меж мною и страною.
Мешанина несусветная в сюжете,
Как в солянке, как в компоте-винегрете,
Как в нешибко икебанистом букете.
* * *
Во влажное влагалище плевок
Спермы взболтанной, наверное, и он бы мог
Назвать любовью.
Он, на ночь клавший к изголовью
Ложа своего перо (какой высокий слог!),
Бумаги глянцевый листок,
Чтоб записать приснившиеся строчки.
Он, воспевавший путь угрюмый одиночки,
Назвать бы мог - признать никак не мог.
И прячется любовь стыдливо между строк,
Слегка дурманя, как сандаловый дымок.
* * *
Стих мой сладкий, карамелька,
Крутится на языке.
Сам себе Фома, Емелька
В путь отправлюсь налегке.
В путь отправлюсь недалекий,
Лишь бы волю дать шагам.
Светит, светит волоокий
Месяц - медом по губам.
Облака - как бочки пива
На веселом на пиру.
Выступая шаловливо,
Всё идет нам ко двору.
Словно зреющий младенчик,
Мать пихнув по животу,
Стих мой сладенький, леденчик,
Кувыркается во рту.
___________
Стих, мой сладкий, мой любимый,
Спи, я рядом посижу.
Кровь дорожкой нелюдимой
Вьется-льется по ножу.
В путь далекий-одинокий
Ты отправился, мой друг.
Смотрит месяц медноокий
В облаков печальный круг.
Стих мой сладенький, мой милый,
Баю-баюшки, bye-bye.
Звякнул за окном трамвай,
Брезжит-рдеет день постылый.
СЛОВНИК
Стольник?
Сводник?
Слоник?
Словник!
Сладко?
Славно?
Словно!
Вник? -
Слово!
Солоно,
Солоно.
Соло на
Губе.
* * *
Не лирика, не скромный натюрморт
И не ландшафт с роскошными лугами и лесами,
Не танцплощадка, не спортивный корт,
Не торг, разноязыкими гудящий голосами,
Не ужасы, не кровь, не чудеса, не дива -
Сентенция сухая, инвектива.
В ПОРУ БЕЛЫХ НОЧЕЙ
А на Невском играет джаз,
Под ногами всяческий сор,
Но на Невском играет джаз,
В самый поздний вечерний час
Солнце радостно бьет в упор.
Колыхаясь, лоснится канал,
Блеск фасадов, чугун...гранит...
Как я город мой променял
На унылый квартирный быт!
Не спеша, не спеша, не спеша
В переулок, где чуток звук:
Об асфальт подошвы шуршат
И постукивает каблук.
А на Невском играет джаз,
Слышно музыку издалека.
Я готов поверить сейчас:
Восхитительна жизнь и легка.
* * *
Рифм новых не ищу, банальнейшие ритмы,
Что лезут под руку, беру и не стыжусь.
Вы не услышите ни песни, ни молитвы.
Игра усталого ума - фигуры Лиссажу
Зелененькие скачут на экране.
Растут стихи из гадости и дряни -
Им просто не откуда более расти.
Прощай, - я говорю (хотелось бы “прости”,
Но всё-таки “прощай”).
Прощай, я ухожу,
Ещё два-три штриха случайных положу -
И вот стихи, а сам я ухожу.
* * *
Есть способ перемалывать тоску,
В нем полушарья мозга - жернова.
Я вроде пьян, ты, кажется, права.
Но надо перемалывать тоску.
Оскомина от кислых сигарет.
Ты там кому-то делаешь минет.
И черт с тобой - я кончу на бумагу.
BILLBERGIA NUTANS
Бильбергия пониклая. Окно,
Задернутое желтоватым тюлем.
Судьбу свою покорно караулим,
Вращаем времени веретено.
Бильбергия пониклая. Вода
В бутылке толстостенной, для полива.
Надеемся и ждем мы терпеливо,
Когда взойдет счастливая звезда.
Смеркается. Весёлый ливень льет
И размывает серый лед.
Бильбергия пониклая цветет.
КРЕМАТОРИЙ
Крематорий. Черный дым по поднебесью.
Жрица смерти с маской скорби на лице.
Фабрика - лениво и цинично
перемалывает мертвые тела.
А душа, сгоревшая дотла,
Где она покой себе обрящет?
Где он, пламень настоящий?
* * *
Поэзия! Тебя не смог я сделать ремеслом;
И слов не ведаю и рифм не знаю,
Лишь изредка перед тобой колени преклоняю
В смятении, с нахмуренным челом.
* * *
Достигнув возраста Христа... Нет-нет, скромней:
Земную жизнь пройдя до половины,
Бреду сквозь заросли крапивы и малины,
По берегу реки брожу среди камней.
Не нов завет; зануден, глух Вергилий
В переложении на варварский язык.
Гортанный изрыгая зык,
Веригами гремя, иду к своей могиле.
Своей! сам по себе, петляя, напрямик
(Могила, зык - для рифмы, между прочим).
Ещё не кончен путь, жжет, жжется пыль обочин.
* * *
Ларчик захлопнулся,
Музыка в нем напружинилась, смолкнув.
Скрыт механизм
Под узорной резьбой.
Воздух изрыт
Музыки тайных пружин напряженьем.